Когда мы прибыли в особняк наместника, веселье было уже в полном разгаре. Музыка, дамы в вечерних платьях, смех, звон бокалов, танцующие пары.
– Герент, наедине можете называть меня Артуа. При людях да, конечно, субординация превыше всего – господин барон и так далее. Но наедине…
А кушать хочется. Крестьяне, да и не только они, балуются грабежом на имперском тракте. Да что там балуются – выжить они хотят! Поди объясни голодным детям, что в доме есть нечего.
– А почему четыре месяца? – удивился Коллайн.
У Миланы загорелись глаза, она оживилась, как всякая мама, рассказывающая о своем ребенке.
Когда я нажал на спуск, раздался такой грохот, что меня чуть самого не контузило. Перед глазами все заволокло дымом, превратив отвратительную видимость в нулевую. Но попасть-то я попал, и, судя по раздавшемуся вою, попал неплохо. Следом выстрелил Кот – как оказалось, в другого бандита, у которого не выдержали нервы, и он попытался убежать от дверей, возле которых притаился.