Кореец продолжал молчать, и это молчание было даже страшней, чем презрительное выражение на его лице.
— Знаю, знаю, кирпич белого за 32 копейки, если будет, если нет, то кирпич за 30 коп. и половинку черного, — машинально скороговоркой пробормотал он и захлопнул за собой дверь.
Когда директор завершил свою речь, которую как обычно никто не слушал, кроме торжественно одетых первоклассников и их родителей, со всех сторон с самого ее начала доносились шепот и смешки, и ряды школьников смешались, он увидел Ее.
Усмешка все еще кривила губы Игорька, и очевидно горделивая уверенность в том, что да, он не позволит ему выйти из класса, заставляла его задирать подбородок.
Да, он выглядел нелепо в этих очках, по крайней мере ему так всегда казалось. И очки, и школьный пиджак, из которого он опять вырос, и потертый видавший виды портфель с треснувшей ручкой, царапающей ему ладонь, все это было таким, как всегда, обычным и ничем не примечательным.
Он не знал, да и пожалуй не хотел этого знать.