Он вздохнул. Других штанов у него все равно не было.
На первый взгляд все было в порядке, засохших чернил не наблюдалось, обложки учебников и тетрадок выглядели как обычно. Он задумчиво перелистал дневник, пестревший такими неважными сейчас пятерками, и отложил его в сторону.
И поймал себя на том, что это не так, он не всегда был один. Тогда, в интернате, с раздавленным батоном хлеба и зажатым в ладошке испачканным в земле олимпийским рублем — разве никого не было рядом? И в памяти вдруг всплыла прочитанная в книге фраза какого-то философа: «Все, что нужно для торжества зла — это что бы хорошие люди просто ничего не делали».
Прикинув, что на один удар у него уходит секунда — он предположил, что за минуту он сможет ударить тридцать раз левой и столько же правой рукой. А за час — 1800 ударов каждой рукой. Он увеличивал длительность занятий каждый день — чтобы довести количество ударов до двух с половиной тысяч — наверное, потому, что он привык получать только пятерки, и цифра в пять тысяч казалась ему наиболее подходящей в качестве дневной нормы.
Ему показалось, что он произнес это тихо, почти неслышно, но собственные слова вдруг показались ему оглушительными. Или это был эффект от временной потери слуха? В классе стояла полнейшая тишина.
И тут он увидел, что Кореец деловито укладывает перед ним еще кирпич, в этот раз Кореец уже не рассматривал и не изучал его так внимательно.