— Ну что, — сказал Кореец, когда они немного размялись и прокрутили обычную разминочную программу. Легкий спарринг?
Он развернулся к подшивке и провел еще серию. Разницу он ощутил с первого удара. Руку пронзила боль, но он не обратил на нее внимания, он не мог себе позволить ударить слабей, потому что наверняка за его спиной Кореец смотрел на него изучающее, и он знал, что бить нужно даже сильней, чем обычно — если, конечно, это вообще было возможно. И в момент каждого удара перед глазами почему-то против его воли вставала старая липа.
Он встал и сделал шаг назад, забившись фактически в угол, для того, чтобы выкроить еще хотя бы секунду и успеть прийти в себя. Перед ним стоял Олег и с ненавистью смотрел на него. Злоба и презрительное выражение на лице Олега не были сконцентрированы в его глазах или выражении лица, Олег весь был в этот момент олицетворением злобы и ненависти. Олег что-то шипел сквозь зубы, но он не вслушивался.
— Нет, Артем, — прошептал он. — Тебя больше не будут отлавливать и затаскивать в школьный двор из-за того, что у тебя такие лихие «защитнички», как я. Накостыляют? Пускай костыляют. Не впервой.
Его мысли перескакивали с одной на другую. В этот миг для него не существовало проблем. Он думал о ней, о том, как они будут учиться в одном классе, и что они еще много раз смогут вместе погулять, и он услышит ее смех. Он думал о Корейце и о том, как они тренировались, память то и дело выхватывала какие-то разрозненные эпизоды, и он невольно улыбался, не открывая глаз.
Не нашедшись, что ответить, он промолчал, только грусть и щемящая тоска от близящегося расставания накатила опять.