Когда он поднялся и случайно коснулся деревянной поверхности скамейки рукой, тот день вдруг вернулся.
Вновь раздались смех и улюлюканье и он в очередной раз удивился тому, какую радость он вызывает у окружающих.
— Так, — ответил он. Он не отводил глаз от Корейца и слушал, что тот говорит ему и почему-то свое поведение — которым он так гордился: дать сдачи и ощутить, что никто не может тебя безнаказанно бить — начинало казаться ему глупым. Он понимал, что что-то делал неправильно раньше, и жадно слушал каждое слово. Он знал, что не забудет ничего из сказанного — и сможет прокрутить в памяти снова и снова еще не один раз.
Он улыбнулся так, как не улыбался до этого никогда, почти разучившись улыбаться вообще. Он улыбнулся, но не так, как раньше, чистой и искренней улыбкой счастливого ребенка. Как улыбался когда-то давным-давно, в той, другой жизни.
Затем он опять вспомнил ее колено, то, каким оно было загорелым и круглым, и он даже думал, что она в колготках, но в момент касания он почувствовал тепло ее кожи и понял, что ее ноги да и вся она покрыта ровным загаром и никаких колготок на ней нет.
— Есть, кивнул Артем. Собака у нас. Я с ней гуляю по утрам.