И вдруг воспоминания о том, как Она посмотрела на него, проходя мимо, нахлынули с такой силой, что он невольно выругался вслух. Он был не очень хорошим физиономистом. Девушки редко выражали какие-то эмоции при взглядах в его сторону и пожалуй ему негде и некогда было научиться их толкованию. Но презрение в Ее взгляде трудно было истолковать иначе.
— И что? Билетов не было? — поинтересовался Кореец с любопытством.
— А…а что случились с этими? — замявшись, он осторожно задал беспокоивший его вопрос и невольно покраснел, ему было неловко спрашивать, но любопытство пересилило: все происходящее, несмотря на то, что мир прекратил наконец-то свое вращение, решительно отказывалось складываться в ясную и понятную картину. Логика происходящего существовала, он ощущал это, но объяснений он не находил.
Он остановился и только тут его взгляд упал на подшивку. Центр ее измочалился — несколько слоев газеты было изорвано в клочки, обильно усеивавшие пол. Его кулаки были в крови, все костяшки без исключения — опять он нарушил технику — были ободраны и кровоточили — кулаки были испачканы черной краской, и он почему-то подумал о романе Стендаля «Красное и черное».
Куда подевались времена, такие недавние времена, когда он выдавливал из себя слова, и кровь стучала у него в висках.
Сначала он не поверил своим глазам, когда кассирша, улыбнувшись его просьбе, положила перед ним несколько металлических рублей. Ленин, еще Ленин, затем один из наиболее распространенных олимпийских со стилизованным изображением Кремля и пятью олимпийскими кольцами снизу, и ОН, тот самый недостающий рубль. Продавщица удивленно посмотрела на него, когда он судорожно схватил рубль и, чуть не забыв остальные полтора рубля сдачи, устремился к выходу.