Он отправился в школу в начале недели, в понедельник. Отоспавшись за все эти дни, порой бодрствуя ночами и почти не выкарабкиваясь из сонной полудремы днем, он поломал себе весь привычный ритм, но тем утром он неожиданно проснулся очень рано.
— Да, — ответил он. — Чем раньше, тем лучше. — Он не мог разделить веселья Корейца, не мог понять, как вообще можно смеяться, когда так грустно и тяжело.
Весь его вид, казалось, свидетельствовал о том, что он не подрался, а его избили, но сформулировать так было бы несправедливо. Хоть он и не помнил деталей происшедшего, его наполняла уверенность в том, что он по крайней мере не отступил, не сдался и не испугался. Поэтому «подрался» все-таки было наиболее адекватным объяснением его плачевного вида.
— Мальчик, — еще раз повторила она и запнулась, когда он, остановившись, повернулся и посмотрел на нее.
— Все вы уже знаете, что я хочу обсудить, — звонко начала она. — Я не хотела обсуждать это в отсутствие нашего так сказать товарища, одноклассника, — в этот момент она презрительно скользнула по нему взглядом: — который по общему мнению трусливо отсиживался дома, притворившись больным.
— Ну пока, герой, — наконец сказала она и, не дождавшись ответа, развернулась на каблуках и пошла. Он не проводил ее взглядом и поковылял в подъезд. Карабкаясь на четвертый этаж, он снова вернулся к мысли о том, что все-таки случилось там, в школьном дворе.