Это ощущение длилось какое-то мгновение, но потом исчезло — в ту самую секунду, когда он ощутил на своем плече руку Корейца.
Таня не смотрела на него, на ее всего минуту ранее бледных щеках он увидел красные пятна, но они ничего не сказали ему, а задумываться о том, что они могли означать, он не хотел.
Тут он понял, что до сих пор не назвал своего имени, застенчиво представился и протянул Корейцу руку.
— Нет, не читал, — смущенно ответил Кореец. — И что там дальше было в книжке?
Теперь он шел быстро и торопливо, близящееся начало урока казалось было спасением и он ждал этого момента, который должен был принести облегчение, с нетерпением.
Он открыл глаза. На мгновение показалось, что слезы опять выступили у него на глазах. Он машинально провел рукой по щеке, но она была абсолютно сухой. Его взгляд невольно упал на руку и ее вид успокоил его. Все это было, это не привиделось ему во сне. И его рука была тому подтверждением. Разбитые и изодранные в кровь костяшки, сам вид руки говорил о том, что лето, которое стремительно летело к своему исходу, было не пустым и похожим на все предыдущие. Это была его рука, но как же она была непохожа на ту же самую руку тремя месяцами раньше. Он усмехнулся и несколько раз сжал руку в кулак. Совсем недавно каждое такое движение вызывало боль, слабеющую раз от раза, но сейчас он не почувствовал ничего, кроме послушного и отработанного движения ладони, привычно складывающейся в кулак. На костяшках из израненной и избитой кожи образовались мозоли, уже не так бросавшиеся в глаза, как сбитые в кровь кулаки в начале его тренировок. На внутренней поверхности ладони тоже были мозоли, да еще какие. Его висение на импровизированном турнике дало свои результаты и ладонь стала плотной и шершавой, а мозоли были настолько большими и жесткими, что, стискивая руку в кулак, он чувствовал каждую из них. Почему-то сейчас это ощущение показалось ему необычным, и он постоял еще некоторое время, сжимая и разжимая руки.