Но тут он вспомнил висящую на стене комнаты подшивку и дурацкий турник, сделанный им своими руками из хоккейной клюшки, ободранный и потускневший от многочисленных занятий. Он понял и ощутил до какой-то болезненной пронзительности то, что это такая же составная часть его жизни, как и любимые книги и что он никогда не смог бы предать их. Слишком прочно и органично они вошли в его жизнь.
Он продолжал валяться на траве, стараясь переварить слова Корейца и понять, что же тот имел в виду и какую цель преследовал этим разговором, но как только тот открыл сумку, его внимание было сразу приковано к ней. Он с любопытством следил за Корейцем и строил догадку за догадкой о том, что же находится в этой сумке.
Синеглазый продолжал неразборчиво материться неподалеку, но почему-то не встал и продолжал сидеть на земле, безнадежно пачкая одежду. Местами уже появились лужи, относительно сухих островков земли было немного и мягкая и набухшая грязь охотно прилипала к одежде.
«Убежать? Да легко. Я легко могу убежать. У них же тут наверняка были какие-то свои дела. Ну вмешался я, да, но ведь глупо играть в героя в такой ситуации».
Он не знал, что именно он делал неправильно, но ему некого было спросить. Но он все-таки бил, борясь с липким чувством страха и безысходности, порой с тоской осознавая, что если бы он безропотно сносил побои, то и его били бы не так сильно.
Увидев его, мальчик выскочил из своего укрытия и бросился к нему.