Некоторое время он смотрел на руку, прослеживая взглядом папиллярные линии и отвлеченно размышляя о том, какая линия является линией судьбы, а какая — жизни. Это было конечно же абсолютно неважно, но эти ленивые и все еще полусонные мысли выводили его из продолжающегося полузабытья и помогали сконцентрироваться.
Трудно сказать, чего он ожидал. Привычной резкой боли, как при ударе по газетам, того, что кирпич разлетится на куски или чего-то еще, но он внезапно понял, что ничего не произошло. Кирпич лежал перед ним абсолютно нетронутый, казалось, что он невозмутимо насмехается над ним и его бесплодными попытками, переведя взгляд на кулак, он увидел, что кулак тоже остался без изменений. Присохшие корочки на сформировавшихся мозолях не отлетели, ни одной самой малейшей царапины или новой ссадины не образовалось на поверхности кулака.
Он остановился и вытер пот с лица. Руки опять побаливали, но это ощущение стало настолько привычным, что он не обратил на это никакого внимания. После занятий на турнике ладони практически перестали болеть — потому что покрылись твердыми мозолями, которые решительно не хотели лопаться, от чего руки стали непривычно шершавыми.
«Точно не дождетесь», — подумал он вторично и решительно захлопнул за собой дверь.
— Ты должен научиться оценивать момент твоего удара таким образом, чтобы наносить его в тот момент, когда ты сам выдыхаешь — и удар должен достигать цели в тот момент, когда противник делает вдох и в его легких совсем мало кислорода.
— Хочешь сказать, что я сильней бетона? Да, сильней.