Что-то изменилось у него внутри. Иногда ему казалось, что он стал более собранным, иногда наоборот, он слонялся рядом с домом, вопреки обыкновению и не готовил уроков, получая четверки, чем вызывал сдержанное удивление учителей, ходил в пустынный двор школы-интерната для глухонемых как будто стремился к чему-то. Но не знал к чему именно.
Двор, где наверное до сих пор валялись обломки кирпичей и где он научился за это лето столь многому, что иногда казалось, что это знание равноценно всему остальному, чему он столько лет учился в школьных стенах.
Он смотрел и удивлялся тому, как давно это было и насколько все изменилось за такой короткий и такой длинный срок.
Ее собственный портфель стоял рядом со скамейкой, и он обратил на него внимание только сейчас.
— Может быть, и неправильно, — загадочно продолжил Кореец, — и по его непроницаемому лицу было совершенно непонятно, какой же точки зрения придерживается он лично.
Смех стал стихать. Шепотки и какие-то более отчетливые фразы долетали до него, но он не вслушивался. Это уже было неважно, что именно и кто говорит.