— Кирпич? — вдруг произнес Кореец. — Да, это все-таки кирпич. Просто-напросто кирпич, — добавил он, подчеркнув и выделив слова «просто — напросто».
Именно так он раньше пытался начать говорить, когда его вызывали к доске, но он от волнения и заикания не мог выговорить ни слова и таким же движением пытался машинально помочь себе произнести первое слово. Смех обычно так и не давал ему возможности что-то сказать, а если он начинал плакать от обиды, то только добавлял всем радости. Часто и учителя невольно улыбались, смущенно стараясь спрятать свою улыбку.
Он отмахнулся от этой мысли и еще долго ожесточенно бил в стену и радовался тому, что иногда очередные крупицы штукатурки еле слышно падали на пол.
Тупая боль под ложечкой заставила его машинально положить руку на бок, но спохватившись, он быстро убрал ее обратно и наконец-то с облегчением уселся.
И действительно, лучи солнца заливали всю комнату светом и стекла на стенке с книгами отражали лучи во все стороны. Полки были уставлены книгами — ни одной из которых он не прочел этим летом. Даже красный том Дюма валялся нетронутым — и он, как ни сосредотачивался, не смог вспомнить названия содержащегося в нем романа.
Новый учебный год неумолимо наступал, и времени вспомнить Таню у него почти не было. Закрывая глаза перед сном, он вдруг подумал, что забыл ее лицо. Он постарался вспомнить ее черты, но не смог. А ведь ему казалось, что он запомнил ее до мельчайших черточек. Но в памяти остался только ее образ.