Для них он был чёрной тенью без лица, внезапно выросшей на дороге. Они признали его больше по голосу. Парни остановились, но добычу свою, понятно, не выпустили. Ввязавшись в подобное дело, иди до конца, а иначе не надо было и браться.
– Воистину наши кружки пусты, – ответил Волкодав на языке западных вельхов. – Не случится ли так, что твои руки наполнят их, кайлинь-ог?
Нелетучий Мыш по давнему обыкновению висел на распорке, поддерживавшей полог. Скоро взлетишь, мысленно пообещал ему Волкодав. Зверёк тут же раскрыл светящиеся бусинки глаз, сладко зевнул и снова спрятал ушастую голову под крыло. Он давно оставил ночной образ жизни, привыкнув спать в любое время, когда не происходило ничего интересного. Волкодав выбрался под мелкий холодный дождик и первым долгом оглядел круг, которым накануне вечером обвёл свой маленький лагерь. За ночь никто не приблизился к этому кругу, не попытался нарушить его. Волкодав покосился на деревянную распорку, считая зарубки. Две зарубки – два дня. Сегодня третий.
Вчера вечером Волкодав вытащил свою карту и показал её Дунгорму. Благородный нарлак сперва забеспокоился: что, как, откуда у телохранителя?.. – но потом увидел в углу имя боярина Крута и трёхцветный шнурок с потемневшей печатью, и беспокойство его улеглось. Дунгорм уверенной рукой уточнил на карте границы горной страны и пометил ущелье, которое пересекала Препона. Кстати сказать, вскоре им предстояло миновать это место. Волкодав посмотрел на карту, запомнил её и спрятал под кольчугу. Из которой он почти не вылезал и успел привыкнуть к ней в пути, как ко второй коже.
Атталик, если бы поставить его к тому вороту, отдал бы своим Богам душу самое большее через полдня. Да. Если кого не били как следует, любой шлепок кажется смертельным ударом. Атталик обещал стать рослым и красивым мужчиной, но покамест это был всего лишь костлявый юнец с едва проклюнувшимися усами, вечной обидой в глазах и вполне бредовыми понятиями о чести и мужестве.
– Мы можем доказать, что за государыней охотились! – вновь подала голос Эртан. – Мёртвой служанке отрубили голову, а потом бросили в костёр. Увидели небось – не та!