Григорий Андреевич одобрительно улыбнулся и взмахом руки отпустил моряков. Сам тяжело уселся за стол и задумался — стоящий на якоре корабль тихонько покачивался.
— Крюйт-камера рванула, — тихо прошептал Максимов. Никто не радовался в голос — турецкие сторожевые галеры рыскали по лиману, не давая русским судам вырваться из Днепра.
— Видите, господа, княгиня смотрит на памятник императору Петру, которого она боготворила. В ее кабинете есть портрет Петра Федоровича, вы его увидите. Он был написан в Иркутске, когда его величество посетил наш город. Именно император рисовал эскизы зданий, сделал нынешнюю планировку города, а чета Дашковых претворила в жизнь его начертания… — экскурсовод остановился и провел рукою. — И вот, ровно сто лет назад, в вековой юбилей университета, профессура и студенты собрали деньги на этот памятник. На нем, как вы видите, взгляд княгини направлен на монумент императору, который был поставлен десятилетием раньше. Хоть так исполнилась заветная мечта княгини — быть рядом вместе с Петром Федоровичем и любимым мужем!
— А мы здесь подпалим султану его бороду. Передайте государю — я сделаю все, но Морея турецкой к осени не будет! И ни одного суденышка не пропущу в Константинополь — посмотрим, как они без хлеба и припасов взвоют! А заодно все значимые порты и ливанские верфи атакуем и сожжем!
— Чудище огнедышащее по реке плывет! Чудище!
— Дарданеллы проходите под турецким флагом, то не более чем военная хитрость. Форты у турок слабые, в сумерках они «купятся». Бой устраивать ни к чему — император приказал пройти пролив без шума. Как войдете в Мраморное море, то поднимайте Андреевские стяги.