Алексей тут же скинул крышку и, отвесив челюсть, зачарованно уставился в знакомую тусклую желтизну — котел был забит золотым песком и самородками почти до краев…
Орлов уже убедился, что вода не просто ледяная, а какая-то смертельно стужная. Стоило опустить в нее ладонь, как от холода заныли зубы, а тело под теплой паркой покрылось холоднючими мурашками. Нет, нырять сюда за самородками он бы не стал ни за какие коврижки, даже под страхом смертной казни.
— Государь, извольте покушать, — тихий голос арапа вывел его из размышлений, и он почувствовал зверский аппетит. Нервотрепка последних недель закончилась, и теперь организм прямо требовал, чтобы и ему уделили внимание, а не только подставляли плоть под стальные клинки.
Шешковский тяжело вздохнул, припоминая, что первые три года провел в пыточных безвылазно. Дворяне, что в смертоубийствах своих крепостных обличались, косяком пошли, как рыбы на нерест, и мужчины, и женщины. Особенно среди последних ему Дарья Салтыкова запомнилась, родственница фельдмаршала. Молодая, пригожая — а чуть ли не сотню своих крепостных извела. Неимоверной лютости баба!
— Хорошо, благодарю вас за счастливое известие. — Като сделала шаг к столу и открыла шкатулку. Посмотрела на сверкающее нутро, оценивая подарок, — для таких нужд императрица, с согласия мужа, имела под рукой немалые ценности.
— Письмо мне отдашь, я государыне отправлю и отпишу Петру Федоровичу, что уговор сей вы свято блюсти будете. Даешь слово за себя и братьев, Ваня? Ты голова у них, старший брат в отца место!