— Относительно небольшие. Турок и татар положили тысяч сорок, может и больше. Сейчас невозможно подсчитать! А у нас и тысячи убитых не наберется, до трех тысяч всего ранено. Половина всех убитых на Апшеронский полк приходится — вы сами знаете почему, государь.
— Так они засаду на пути, мыслю, поставили. Задержат острожных людишек немного и отойдут. А пока не суетятся, значится, за острогом пригляд держат. Здоровые они, как сохатые, и так же бегают. Ты уж похрусти сухариком, нам тут до вечера лежать придется!
Мысль молнией пронеслась в голове, и мозг тут же скрутило болью. Светлый день превратился в ночь — безвольной куклой он упал на выжженную солнцем землю…
Палуба 78-пушечного линкора «Москва» ощутимо подрагивала, корабль ходко скользил по лазурной глади Эгейского моря. На корме лениво трепыхался белый флаг с Андреевским крестом. Дул легкий ветерок, но рукотворной морской крепости и такого было достаточно, небо над кораблем словно укуталось надутыми белыми полотнищами парусов.
При чем здесь глаз, Михаил до сих пор понять не мог, хотя думал над этим все долгое плавание. Однако в январе стало уже не до того — русский флот подошел к берегам Морей и высадил десант — три греческих батальона и восемь рот русской морской пехоты и егерей с полевой и осадной артиллерией.
Золотые и серебряные прииски он отписал все в личную казну — кабинетные земли, царская собственность. На переселение народа деньги бешеные идут, особенно на мореплавание. Четыре корабля на Камчатку из Петербурга отправили — один только дошел, остальные сгинули в пучине, но разом завез втрое больше добра, чем через всю Сибирь за три года возами тащили.