– Не понимаю, как тебя взяли в Инквизицию, – сказал как-то Майлгун, когда они коротали вечер в пивной за кружкой пива. Дома бывший словесник пива не любил, а местное вдруг распробовал, да и валлиец терпеливо приучал.
Артем нехотя вернулся к другим «мертвым поэтам», и Дмитрий увидел, что походка у него теперь совсем другая, как будто бывший вампир не тащит на себе ничего тяжелого, а все выбросил сквозь решетку.
Чижов посмотрел на Клюшкина с презрением. Со стороны они выглядели странно: бледный высокий подросток, еще не имеющий особенного сумрачного облика, и уже оформившийся, но еще совсем юный вампир с полным набором внешних атрибутов.
– У доски! – добавил словесник. – И «Ворон» наизусть в переводе Бальмонта!
У двуногих и четвероногих бегунов разом подвернулись лапы. Не успевая затормозить, они как будто вылетели на лед. Заклинание временно убирало всякое трение вокруг Иного. Радиус границы, после которой все разом превращались в неумелых конькобежцев, можно было задать хоть в милю. Расцарапаться из-за такой магии тоже было нельзя, пардон, вплоть до проезда голым задом по ежовой рукавице, если бы кто-то обронил ее в зоне поражения. Даже одежду было не порвать и не испачкать.
Над Гранитной террасой, Большим прудом, лугами, рощами и аллеями мерцала сумрачная Аврора. Словно фейерверк для увеселения царственных гостей, продолжающийся без малого двести лет.