Зов усиливался, звучал в черепной коробке, будто живой сладкозвучный дискант юного Робертино Лоретти.
– Хена помнит неандертальцев, юноша. Среди них тоже были Иные. Просто очень мало. Исчезающе мало. Из-за этого сородичи Хены и получили верх. Но вовсе не из-за того, что среди них жили шаманы и оборотни… вампиров в те далекие времена еще не появилось. Иные уже тогда поняли, что они – Иные. Дети человечества… Конечно, звучит благородно и говорит о высокой натуре того, кто придумал этот образ. Но… целители из числа людей до сих пор применяют лечебные пиявки. Эти создания помогли спасти немало жизней, только ведь никто не называет их детьми человечества. Просто пиявки. Мы – вот такие лечебные паразиты.
– А чего тут преподавать? Первой такой серьезной попыткой изменить людей была Французская революция.
В своей комнате Дреер ходил из угла в угол и думал, как быть. Дикие оборотни – вот дурацкая фраза, но по-другому не скажешь, – кружили вокруг школы. Еще откуда-то появился лишний наг. «Мертвые поэты» тут, естественно, замешаны, только непонятно, с какой стороны. Если не пойти к Лиху, дикари продолжат свои бесчинства. Если пойти, то обормотам из обсерватории не поздоровится. А еще выйдет по всему, что Стригаль оказался прав…
Это Дмитрий тоже увидел. Он еще раз внимательно изучил каждого из «мертвых поэтов». Аура всех была нейтральной. Никакой Тьмы и никакого Света. Но и Серого оттенка, как у всех Инквизиторов, не наблюдалось.
– Нашей… – Дреер чувствовал себя все глупее и глупее.