— Ах, реорганизация… — с нескрываемой иронией повторил обергруппенфюрер. — Видно человека из столицы.
— Фюрер приглашает вас в свой кабинет, господин Шпеер.
Как это случилось, в чем причина — не знаю. Гитлер при мне не обмолвился и словом, любые разговоры в Ставке решительно (но без угрожающего тона) пресекал, а следовательно, можно сделать вывод, что господин обергруппенфюрер стал чересчур много себе позволять, вдобавок приобретя огромное влияние. Такое у нас мало кому прощается.
Фриц прочитал это письмо и вдруг бурно разрыдался. Я осторожно вынул листок из его руки и прочел сам.
— Не особенно… Вы к нам хорошо относились, вот я и хочу спросить: как по-вашему, будет война?
Позавтракали в штабной землянке: пшено с неприятно пахнущим топленым жиром, каждому по ломтику немецкой колбасы из жестяных банок вермахтовского пайка. Сырой серый хлеб — и счастье еще, что такой есть, зерно приходится экономить, зима на носу. Снова жидковатый чай с таблетками сахарина. Жить можно.