Возле танка стояли, покуривая, двое пехотинцев и с ними Трауб.
— Вам? Никак. Оставьте право на поступки Гейдриху. Это его стихия.
Разговаривал тихо и вежливо, никто ни разу не слышал, чтобы комиссар повышал голос. К каждому обращался на «вы». В блиндаже содержал массу книг, от классиков марксизма (должность обязывала) до старорежимных изданий Льва Толстого с «ятями» и «ерами».
Он нехотя признал, что я, конечно, прав, но… Его глодала какая-то тяжелая мысль.
Засмеялась и она, обняла меня. От ее волос пахло свежими пирогами.
Шасси «Кондора» коснулись бетонной полосы, капитан Найн уверенно и изящно вырулил к двухэтажном зданию аэропорта, над которым развевались два знамени — германское и бело-красно-голубое, флаг протектората. За стеклом иллюминатора виднелось несколько автомобилей, выехавших на летное поле.