Ну что тут скажешь? Восхитительно. И ведь я ничего, решительно ничего не могу противопоставить этой объединенной клике!
— Черт побери, она распухла, как полено, и дьявольски болит! — резко ответил я. — Разумеется, она сломана.
Я сразу отметил, что привычного «Хайль Гитлер!» не последовало.
— Кажется, в конце двадцатых чисел октября, — неуверенно ответил фельдмаршал, доселе не понимая, к чему я клоню. — Это самый крупный русский город, оказавшийся в наших руках, и как раз в случае с Харьковом нельзя сказать, что он достался нам малой кровью, вовсе наоборот…
После зимней трагедии в Растенбурге я начал относиться к авиации несколько предвзято, но ничего не поделаешь — преодолевать большие расстояния поездом или автомобилем не получится, время слишком дорого.
Только однажды он решился на откровенный разговор со мной, и то, полагаю, лишь потому, что я случайно застал его плачущим.