— Они поругались при мне, — сказала Ева Браун. — Николаус напомнил Тодту о запрете, а тот громко ответил, будто «такие приказы его не касаются».
Те из русских, кто не попал в плен и ухитрился вырваться из наших клещей, никогда не уходили далеко: вооруженные, они неизменно возвращались и пытались наносить урон нашим войскам при любой возможности. У нас рассказывали, что русские расстреливают своих без вопросов, если те хотя бы несколько дней побывали в окружении. Подозревают, что они начали работать на немцев. Кстати, подозрение небезосновательное: к нам действительно переходили красноармейцы, как я уже говорил, те, кто мог быть использован на технических или тяжелых работах. Эти помощники были истощены и довольно часто умирали от переутомления, но недостатка в них никогда не наблюдалось. Мы всегда могли заменить умерших свежим материалом.
…Вместе с Конрадом Хааземаном мы прогуливались по скупо освещенной платформе вокзала «Вольфшанце». После заката начался снегопад, начало мести. Вместе с нами в Берлин ехала и Ева Браун, очень расстроенная смертью доктора Тодта — обычно она гостила в ставке недолго, предпочитая Берлин или Бергхоф.
— Наконец-то, Альберт! Это Мильх. Через полчаса в Темпельхофе, самолет готов!
Первым делом посмотрел на часы. Семь часов десять минут.
Я наблюдал нечто схожее. Адольф Гитлер, которого я знал почти десять лет, исчез. Осталась маска, и разглядеть под ней истинный облик не удавалось, как я этого ни желал.