С осени 1925 года я начал учиться в Берлинском Техническом институте в Шарлоттенбурге. С умонастроениями столичного студенчества знакомился не понаслышке, сам иногда участвовал в дискуссиях, но без увлеченности.
Типичнейший представитель «дилетантской бюрократии» — личность настолько серая, неинтересная и бесхарактерная, что рассказывать о нем нет никакого особого смысла. В 1933 году стал статс-секретарем Министерства народного просвещения и пропаганды и в этом качестве также пресс-секретарем правительства. Сменил множество «кабинетных» должностей, в 1938 году после отставки Яль-мара Шахта неожиданно назначен рейхсминистром экономики. В мемуарах Альберта Шпеера и прочих деятелей режима традиционно характеризуется как человек бесхарактерный, угодливый и ничего не понимающий в порученном ему деле.
Жителей заранее предупредили, чтобы не выстраивались вдоль улиц.
Вальдау посмотрел на меня так, словно слова: «Что вы, старики, можете понимать в женщинах?» — только что застряли у него в горле. Он даже покраснел.
Последовали очень скупые и формальные слова сочувствия. Фюрер молчал, только кивнул в ответ. Меня рейхсмаршал и вовсе игнорировал — не бог весть какая персона, подумаешь, архитектор, вхожий к Гитлеру!
Он поморщился. Я понимал, что таких, как я, Хартман повидал за свою карьеру десятки, если не сотни. Армейских офицеров, которые считают себя умнее, чем он.