Пастер неторопливо поднялся из кресла, подошел и положил руку ей на голову.
Ну щеки не видно. Но бока точно были больше. И приседания она почти не могла делать. А сейчас уже по пятьдесят — почти без одышки. Суставы поскрипывают… эх, а ведь Лилиан Иртон всего двадцать два года. Хотя по местным меркам — перестарок. Здесь выходят замуж в 14–16.
— За что!? Это ты прости меня. Я знаю, это был твой отец, но у меня не было выбора. Мы все умерли бы там.
Служанка повинуется и не решается сесть на грязно-розовое, с золотом, бархатное сиденье.
Кажется, Марион поняла намек. Глазки загорелись злобой.
Ярмарка, бык, операция, теперь еще и пустой треп?!