Самой же Джессимин было плевать, что она только фаворитка. Ее любят. И — все. Больше ей ничего не было важно.
И кипела жизнь в Иртоне. Как наружная, так и потаенная.
— Любезнейший, — голос ее был полон холода, — я понимаю, что настоящий мужчина должен смеяться, даже когда с него сдирают кожу. Но хочу заметить, что боль не способствует выздоровлению. Так что если желаете видеть господина живым и здоровым, забудьте про эти глупости.
Никуда ты, куколка, не денешься. Моя будешь…
— Ладно. Если ты думаешь, что эта соплячка — то, что надо, я с ней еще поговорю. Разрешишь?
Аделаида едва не замурлыкала от удовольствия. Но вовремя спохватилась.