– Порошин, что делать будем? – спросил пограничник с петлицами штабс-капитана – начальник разведки гарнизона. – Раздолбят ведь все они из минометов. И до твоих птичек дотянутся рано или поздно.
После этих слов он сокрушенно, но неискренне вздохнул.
– Разумеется, – кивнул тот. – Уход равносилен потере чести воина.
На этот раз никто не промолчал, все негромко загомонили. Маша заставила всех встать в круг, закрыла глаза, вытянула руки перед собой и резко развела в стороны, изогнув ладони странным образом. Волна волшбы хлестнула по мне с такой силой, как будто сутки назад не эта девочка шагу ступить не могла без посторонней помощи. Сильна, сильна…
Никто не ответил, но никто и не заявил, что не готов. Я махнул рукой, и мы гуськом потрусили к углу крепостного двора, к третьей вышке. На бесшумность перемещения я заранее махнул рукой: это не про гномов, – вся надежда на заклятие незначительности, которое должна сотворить Маша как раз перед подъемом на стену. Оно продержится минут десять, и шум это заклятие тоже скрывает. Точнее, на него никто внимания не обратит.
– Проверяла. Лгать она не лжет. Вообще. Но есть что-то, о чем она не считает нужным рассказывать.