— Нет, отчего же. Все правильно, — тихо произнес Борода. — Вот почему тебе все так удается. Ты весь сосредоточен только на одном. На охоте. Ты ей живешь. Полностью уходишь в этот мир. Не думаешь ни о чем постороннем, у тебя нет ничего за спиной, что может тянуть тебя назад. Полный газ до упора, только вперед, да?
Кобылина вновь приподняло. Он отчаянно отбивался, чувствуя, как по лицу стекает кровь из рассеченной брови, а куртка трещит по швам. Его потащило опять наверх, к площадке с окном. Алексей попытался вырваться, но не смог — он так и не решился бросить чемоданчик, что сжимал в левой руке. По лицу ударили — сильно, так, что в глазах потемнело. В бок вцепились длинные когти, но лишь бессильно лязгнули по дробовику, спрятанному в куртке. Кобылин ударил в ответ, но его отбросили назад, спиной на подоконник, прижали к самому окну. Перед лицом Алексея мелькнула окровавленная рука, отводящая от его лица оскаленную пасть. Кобылин попытался поднять руку, но в него ударилось мохнатое тело, прижало к подоконнику, перегибая спину, словно пытаясь сломать позвоночник…
— Как же так, — удивился Кобылин. — Я думал, у тебя была вся информация — кто, куда, зачем…
Борода задумчиво поворошил пальцем горку печенья, рассыпал ее по тарелке. Потом глянул на Кобылина, что оставался спокойным и невозмутимым.
— Сукин сын, — бросил столу Павел Ильич, промокая носовым платком внезапно вспотевший лоб. — Весь в мамашу, псина лохматая. А уж та такой сукой была…
— Работает, — одобрил охотник. — Вот и не выключай его вовсе, оставь так. Буду тебе ценные указания давать. Нынче хорошо стало — проводок в ухе и никаких подозрений. Кто с плеером ходит, кто с телефоном — и маскироваться не надо.