Так Хоул и лежал в кресле, прихлебывая бренди, пока Майкл нарезал хлеб и колбасу на ужин. Еда взбодрила всех, кроме, пожалуй, человека-пса, который явно был подавлен тем обстоятельством, что Хоул все-таки вернулся живым. Кальцифер снова запылал и стал снова похож на прежнего голубого себя.
— Взгляни на дело с другой стороны, — посоветовал Хоул. — Умереть от этого могу и я. Держись. Раз, два, три. — Он сунул совок в очаг, неспешно, но уверенно, держа его вровень с полом. Секунду он легонько тряс его, чтобы подпихнуть под Кальцифера. Потом — еще более уверенно и мягко — он поднял совок. Было заметно, как Майкл затаил дыхание.
— Так ты все видишь! — воскликнула она. — А можешь снять заклятье?
— А, так вы волнуетесь за ту девушку, она ведь ваша внучатая племянница! — сообразил наконец Майкл. — Ну, ясно. Только я вас не пущу.
Из кладовки следом за Мартой выбежали Летти и миссис Ферфакс — они вдвоем тащили какую-то огромную корзину, — а за ними появился Персиваль, настолько полный жизни, что Софи его таким и не видела никогда.
Ибо, как и предсказывал Майкл, по Портхавену поползли слухи. Все приходили взглянуть на Софи. В Портхавене ее прозвали миссис Ведьма, а в Кингсбери — мадам Чародейка. В столице слухи тоже разнеслись. Хотя те, кто подходил к двери замка в Кингсбери, были одеты лучше, чем в Портхавене, ни те, ни другие не решались беспокоить такую важную персону с пустыми руками. Поэтому Софи всякий раз прекращала работу, чтобы покивать, поулыбаться и принять подношение или чтобы позвать Майкла, которого просили на скорую руку сладить какие-нибудь чары. Частенько подношения оказывались что надо — картинки, снизки ракушек, практичные фартуки. Фартуки Софи были нужны всегда, а ракушками и картинками она обвесила все стены в своем уголке под лестницей, в котором вскоре стало по-домашнему уютно.