Толпа с одобрением загудела, хотя на месте эсвордцев я бы не была в восторге от обещания, которое ни в коей мере не компенсировало убытки, понесенные горожанами.
— Непременно, — отозвалась я, придав лицу выражение жертвенности, как я его себе представляла, про себя размышляя, как здорово бы было, если б для поимки волкодлака нам бы требовалась приманка в виде какого-нибудь шустрого мальчонки.
— Так вот. Со всех ног мчись в Эсворд, найди там какого-нибудь годного священнослужителя и приволоки сюда, как бы он не сопротивлялся. Подними его из постели и скажи, что речь идет о спасении бессмертной души — или что у них там считается важным поводом, чтоб выбраться из кровати среди ночи?… Пусть возьмет с собой святую воду и все, что ему нужно для погребения по правилам. Что они там, на кладбищах делают, чтоб земля стала освященной, как положено? Чадят вокруг благовониями, брызгают водой, распевают псалмы?…
Когда я проснулась из-за тревожного сновидения, в доме было тихо. В комнате еще царила предрассветная белесая мгла, из-за которой вся обстановка выглядела зыбкой и нереальной. То ли сон, то ли явь — не разберешь. Ночной кошмар сразу же лишился своей силы, вылинял и превратился в какие-то бессвязные обрывки: бег сквозь душную ночь, когтистые руки, тянущиеся из болотной воды, оскаленные черно-багровые пасти — в общем, все то, что обычно снится людям в полнолуние. Проклятая полная луна всегда вытягивает из человеческой души самое муторное…
Сложно было оценить время, потраченное на то, чтобы преодолеть расстояние от дома поместного чародея до города, но когда мы причалили неподалеку от городских ворот, я вдруг с удивлением поняла, что вокруг стемнело. Последние часы моей жизни — и те оказались безжалостно скомканы в неопределенный отрезок времени, полностью состоящий из приступов дурноты.
Я вошла, тщетно пытаясь унять бешено бьющееся сердце. Кто же не знал, как мстительна и злопамятна эта полновластная хозяйка Академии, как опасно доверять ее спокойной позе — головка слегка наклонена набок, нога в изящной атласной туфельке покачивается в такт неслышимой мелодии, а глаза подернуты поволокой, как это умеют делать лишь светловолосые, бледнокожие красавицы… И кроме того, я заметила, что на ее точеном носике красуется обширное покраснение, присыпанное пудрой, заметное даже в неярком свете свечей.