— Это не мое имя. Но ты ведь знаешь. Ты знал с тех пор, как впервые посмотрел на меня.
Верховный Септон даже не шевельнулся, чтобы успокоить ее. Он сидел, не сводя с нее тяжелого взгляда, смотрел, как она рыдает, каменный, как статуи Семерых в септе у них над головами. Прошло некоторое время, но наконец, слезы ее высохли. К тому моменту ее глаза покраснели и зудели от рыданий, и ей казалось, что она близка к обмороку.
Одичалый пристально на него посмотрел.
Хатхай трещал, трясясь на своих окованных железом колесах, и мерцающий жар, поднимавшийся от улиц, придавал фантастический вид всему вокруг. Посреди торговых складов и пристаней, магазинов и всевозможных прилавков в порту царила толчея. Тут и там торговали свежими устрицами, железными цепями и кандалами, фигурками для игры в кайвассу, вырезанными из слоновой кости и нефрита. Здесь были храмы, где моряки приносили жертвы иноземным богам, и тут же рядом — публичные дома, с балконов которых женщины зазывали проходящих мимо мужчин.
Из всего, предстоящего сегодня, мало что будет мне угодным.
— Они беспокоятся о детях, — произнес Резнак.