Так она и сказала доброму человеку. "Разве ты бог, чтобы решать, кому жить, а кому умереть? — спросил он у нее. — Мы приносим дар тем, кто отмечен Многоликим, после молитв и жертвоприношений. И так было всегда, с самого начала. Я тебе рассказывал про основание нашего ордена, про то, как первый из нас ответил на мольбы рабов, искавших смерти. Сначала дар получал лишь тот, кто жаждал его для себя… но однажды первый из нас услышал, как раб просит не собственной смерти, а смерти хозяина. И таким сильным было его желание — он отдал бы все, что имел, лишь бы молитва не осталась безответной. Наш первый брат посчитал эту жертву угодной Многоликому и той же ночью удовлетворил мольбу. А затем пришел к рабу и сказал: "Ты предложил все, что имеешь, за смерть того человека, но у раба нет ничего, кроме собственной жизни. Этого и хочет от тебя бог. Ты будешь служить ему до конца своих дней". И с того момента нас стало двое, — он сжал ее запястье нежно, но твердо. — Все люди умирают. Мы лишь инструменты в руках смерти, но не сама смерть. Убив певца, ты присвоила себе власть бога. Мы убиваем людей, но не беремся их судить. Ты поняла?"