Указанная Селес цель, больше похожая на укутанного темным плащом бродягу, оказалась практически в задних рядах строя демонов, скрываясь за тушами громадных кровоглазок и покачиваясь в каком-то странном экстазе, воздевая увитые вспухшими жилами бледные руки к внезапно потемневшим небесам. Казалось, звуки, изрыгаемые из-под тьмы глубоко накинутого капюшона, заставляют окружающее содрогаться в пароксизме страха и омерзения. В такт словам… стекающим подобно каплям наполовину свернувшейся гниющей крови по окружающему… Песня, которая не была песней в том смысле, который вкладывают в нее живущие… Изломанная, искалеченная ритмика слов… тех самых слов темного наречия Бездны, знание которого способно свести с ума любого или, что еще хуже, изувечить душу, превращая в прячущегося во тьме и тенях, пускающего слюну и трясущегося от неизбывного ужаса идиота – растение, лишь по недомыслию похожее на человека… И, вслушиваясь в переливы этой песни, люди опускали руки, подставляя горло покрытым человеческой кровью, пьяным от вседозволенности и утоляемого голода демонам… Эльфы, бросив свои волшебные луки или новомодные «громыхалки», со всей силы зажимали свои чувствительные уши, пытаясь вырваться из-под наполненного мерзостью и ужасом волшебства. Это длилось мгновения… и одновременно вечность. Песнь его все расширялась. Задевая все больше и больше обертонов и струн, обращенных в безумие и ужас разумов, она приобрела фантастическое, бредовое, совершенно истеричное звучание – и все же продолжала нести в себе признаки несомненной музыкальной гениальности, заставляя слушать и упиваться этой мерзостью, этим ужасом из самых глубин тьмы… истекая сладостью и притягательностью гниющего мяса…