Я промолчал, придерживая рукой ножны палаша. Последние две недели мы шли непрерывно, по 25–30 километров в день, в основном – бесконечными лесами. Мы отощали, хотя питались не так уж плохо. Кроме того, у многих разваливалась не приспособленная для дальних переходов обувь, а одежда пострадала почти у всех.
Я удивился, но поперся следом. Ручей тек недалеко, за теми кустами малины, из-за которых мы вышли, но в стороне. Вдоль берега была песчаная отмель, мы по ней и пошли, держа оружие наготове – это, кажется, стало уже привычкой. Игорь молчал, но явно волновался, и я заволновался тоже – что он хочет мне показать-то?! Редкостно огромную рыбу?
– Я тоже, – ожесточенно подтвердил я. – Взять это логово и прикончить их всех до единого… Знаешь? – спохватился я. – В смысле?!
Олег сражался с занавеской, пытаясь ее наконец-то обойти, но путался в ней, как в лабиринте. Куда бы он ни совался, в руках у него обязательно оказывался не тот, так другой край. Впрочем, Олега это, кажется, ничуть не смущало – он не выглядел рассерженным, а вполне энергично орал что-то на псевдонемецком, снова и снова повторяясь. Кроме того, он то и дело за эту занавеску цеплялся, как за последнюю надежду, и вроде бы падал.
– Ты кто? – выдохнул я, замерев на боку. – Ты наш, русский?
– Ребзя, – Олег Крыгин говорил спокойно-спокойно, только почему-то употребил это словечко, которым мы не пользовались уже года два, – знаете, их надо убить.