С деревьев бесшумно падали россыпи снега. Опять стремительно холодало, хотя едва-едва перевалило за полдень, и на небе лежал сплошной облачный покров, ровный и однотонный.
– Кукурузу я не люблю, – категорично отрезала Ленка и карандашом почесала нос.
Снег под лыжами не скрипел – он сухо шуршал, словно мы шли по россыпям стальной крошки. Облачка пара взрывались в воздухе с коротким, но отчетливым треском. Они казались черными, а не белыми, как обычно.
– Давным-давно? – переспросил я. – Сколько же ты здесь?
– Я тоже, – призналась Танька и, достав нож, начала чистить ногти. Это я замечал за ней и раньше. И было это признаком волнения. Кроме того, это демонстрировало – я успел изучить – то, что Танюшка перекладывает всю ответственность на меня.
У Гюнтера осталась в руке валлонская шпага – шириной и длиной как мой палаш. Немец вытянул оружие ко мне – и я понял: предлагает схватку только на длинных клинках.