— Все! — объявила я, ставя на место так и не открытую банку с мясным детским питанием. — С этого дня садишься на диету!
Я поняла, что радостей в этой жизни у мальчика нет вообще.
За следующие три дня Фуджи немного оклемалась — лапы волочить перестала, стала понемногу кушать, хоть и продолжала кровить, — но тут ее накрыл второй приступ, так же внезапно. Крыса у меня на глазах осела на полку, проползла по ней до края и упала в лоток. Подрыгалась там, шурша наполнителем, исторгла здоровенный, в полмизинца, черный сгусток крови и замерла. Лапки у нее были ледяные, хвост тоже.
— Мне бы справочку для выставки, — попросила я, трепеща ресницами и чувствуя себя законченной бомжихой, которая заявилась в магазин за плодово-ягодным вином и изо всех сил пытается изобразить приличную женщину.
— Паська! — привычно окликнула я, — Цыц! Оставь старуху в покое!
— Здравствуй, Оля! — загремел в трубке нервный голос свекрови. — Как вы там поживаете?