Цитата #207 из книги «Зеленая Миля»

Кто это сделал, так и не узнали. К тому времени я уже не работал в системе исправительных учреждений, но Харри Тервиллиджер написал об этом в письме. «С ним расправились скорее всего потому, что он белый, — писал Харри, — но все равно он получил свое. Я просто считаю, что у него была большая отсрочка от казни, но в конце концов казнь состоялась».

Просмотров: 2

— Ты должен кое-что понять, Перси, — сказал я. — С нашей точки зрения, это ты нас запугиваешь. Мы все время подсказываем тебе, как нужно вести себя здесь, а ты продолжаешь все делать по-своему, когда же все идет не так, прикрываешься своими связями. Типичный пример — когда ты наступил на мышь Делакруа, — Брут поймал мой взгляд и я быстро поправился. — Когда ты попытался наступить на мышь Делакруа. Ты все время угрожаешь, угрожаешь и угрожаешь. И в конце концов мы поступаем с тобой так же, вот и все. Но, послушай, если ты сделаешь так, как надо, все получится и ты выйдешь чистеньким, как молодой человек, делающий карьеру, и благоухающим, как роза. Ну, что скажешь на это? Поступай, как взрослый, Перси. Пообещай, что уйдешь после казни Дэла.

Просмотров: 2

Я понял. Мне стало противно и страшно, но я понял.

Просмотров: 2

— Перси, — начал я и дальше не знал, что сказать. Он вернулся к жизни и стряхнул мою руку. Потом взглянул на свои брюки, увидел на них расплывающееся пятно и густо-густо покраснел. Он поднял глаза на меня, затем посмотрел на Харри и Дина. Я был рад, что старик Тут-Тут ушел. Будь он здесь, история облетела бы всю тюрьму в один день. А учитывая фамилию Перси, особенно неудачную в сегодняшнем контексте, эту историю смаковали бы еще долгие и долгие годы.

Просмотров: 2

Я хочу сказать, что не представлял, как далеко в прошлое мне придется уйти, чтобы рассказать вам о Джоне Коффи, или насколько придется оставить его в камере, этого громадного человека, чьи ноги не умещались на койке, а свисали до самого пола. Но я не хочу, чтобы вы о нем забыли. Я хочу, чтобы вы увидели, как он лежит, глядя в потолок камеры, плача молчаливыми слезами или закрыв лицо руками. Я хочу, чтобы вы услышали его вздохи, похожие на рыдания, и время от времени всхлипывания. Эти звуки не были такими, какие мы слышим иногда в блоке «Г» — резкие крики с нотками раскаяния; в них отсутствовало страдание, а выражение его глаз, казалось, было далеко от того выражения боли, с которым мы привыкли сталкиваться. Иногда — я понимаю, как глупо это звучит, конечно, понимаю, но нет смысла писать так длинно, если не можешь рассказать все, что накопилось в душе, — иногда мне казалось, что он (Джон Коффи) чувствовал скорбь обо всем мире, слишком большую, чтобы как-то ее облегчить. Изредка я садился и разговаривал с ним, как разговаривал со всеми (разговоры были нашей самой большой и самой важной работой, как я уже говорил), и старался утешить его. Не думаю, что мне это удавалось, ведь в душе я радовался тому, что он страдает, это понятно. Я чувствовал, что он заслужил того, чтобы страдать. Мне даже иногда хотелось позвонить губернатору (или чтобы Перси сказал ему, ведь это его дядя, а не мой) и попросить отсрочить казнь. Мы не должны сжигать его сейчас, сказал бы я. Ему еще очень больно, все еще живо жжет и колет его изнутри, как острая заноза. Дайте ему еще девяносто дней. Ваша честь. Пусть он сделает для себя то, что мы не в силах.

Просмотров: 2