— Пусти меня, — сказал я, стараясь, чтобы голос не звучал жалобно. И не просто из гордости. Я думал, что это может возбудить его, как запах пота нервную собаку, которая обычно только рычит, и она кусает. И я вспомнил журналиста, писавшего о Джоне Коффи. Этот репортер — ужасный человек по фамилии Хэммерсмит. Самое ужасное в кем было то, что он не знал, что он ужасен.
Вилли-Пароход появился снова через три дня, когда дежурил Харри Тервиллиджер. Перси тоже дежурил, и прогнал мышь назад той самой шваброй, которой чуть не воспользовался Дин.
— Да, сэр, — ответил я тогда ему. — И они расскажут, — пояснил я Джен, начиная есть суп, поданный на стол. — Я об этом позабочусь.
— Убежал туда. — Он указал сквозь решетку по коридору в сторону смирительной комнаты. Я кивнул.
Ирония оказалась в том, что нам почти ничего объяснять и не пришлось. Перси сошел с ума и застрелил Вильяма Уортона. Это мы и сказали, и каждое слово было правдой. Когда Андерсон спросил Брута, как вел себя Перси перед выстрелами, Брут ответил одним словом: «Тихо», и тут я пережил ужасный момент, потому что испугался, что рассмеюсь. Ибо это тоже правда: Перси вел себя тихо, поскольку большую часть смены его рот был заклеен клейкой лентой и он мог только мычать.
— Пол, и ты в это веришь? — воскликнул Дин. — Ты и вправду, как на духу, в это веришь?