Харри повиновался. Большой болван взял их, как лунатик.
— Нормально, босс, — произнес Джон бесцветно. — Все нормально.
Он пристально посмотрел на меня, как бы убеждаясь, что я не шучу, потом кивнул, словно все решилось. Ветер снова завыл и задул, на этот раз так сильно, что заскрипели балки, и мы с тревогой посмотрели вокруг на обитые тканью стены. Мне вдруг показалось, что я слышу Вильяма Уортона — не Крошку Билли, нет, для нас он с первого дня был Буйный Билл, когда кричал и хохотал, и говорил нам, что мы будем безумно рады от него избавиться и никогда его не забудем. В этом он оказался прав.
Потом однажды ночью я услышал, что он смеется.
— Я молюсь, я молюсь, я молюсь, — Тут-Тут сложил свои корявые руки. Они были похожи на знаменитую гравюру, вы, наверное, знаете, о чем я говорю: «Бог — мой пастырь» и т. д. и т. п.
После осуждения о Делакруа почти все позабыли, но у него существовала незамужняя тетка, по-моему, она раз в неделю писала ему письма. Тетка прислала ему огромный пакет мятных леденцов, примерно такие сейчас продаются под маркой «Канада Минтс». Они походили на большие розовые таблетки. Делакруа не разрешили забрать весь пакет сразу, и понятно, в нем было больше двух килограммов, и он жевал бы их до тех пор, пока не попал в лазарет с расстройством желудка. Как почти все убийцы у нас на Миле, он страдал отсутствием чувства меры. Поэтому мы выдавали ему по шесть конфет, да и то, когда просил.