— Господи, Боже мой, — сказал Брут с полным ртом, прожевывая бутерброд с солониной. — Тоже мне, специалист по мышам. Мышевод. Ты видишь у нее пену изо рта, Мышевод?
Дорога в Холодную Гору заняла час. Все это время Уортон сидел на левой скамейке, опустив голову, руки болтались между колен. Время от времени он постанывал, по словам Харри, а Перси, слегка отошедший от испуга, сказал, что у этого тюфяка слюна капала с отвисшей нижней губы, как у собаки с языка в жаркий летний день, и под ногами образовалась лужица.
— Нет, — сказал он. — Мы с Мелиндой выезжаем на танцы. Будем танцевать «до-со-до», потом немецкую полечку, а потом скажем скрипачу, что он — долбаный сукин сын.
— Мне кажется, стоит покрасить катушку в разные цвета, — сказал он. — Тогда твой маленький дружок станет как настоящая цирковая мышь.
— Нет, нет, — снова и снова причитал он между рыданиями и сбивчивыми молитвами на ломаном французском. — Нет, нет, бедный Мистер Джинглз, мой бедный Мистер Джинглэ, нет, нет.
— Пустите меня к нему, пустите, — орал Перси, бросаясь вперед. Он стал колотить дубинкой по плечам Делакруа. Тот с криком поднял руки, а дубинка продолжала наносить удары по рукавам его синей тюремной рубашки. В тот вечер я увидел его без рубашки, и синяки у этого парня шли по всему телу. Видеть их было неприятно. Он был убийца и ничей не любимчик, но мы так не обращались с заключенными в блоке «Г». По крайней мере, до прихода Перси.