— Я снял свой ботинок и передал ему вчера, — сказал я — Это было после казни, когда все немного улеглось. Я протянул ботинок через решетку, и он взял его своей огромной рукой. Я попросил завязать шнурки. Мне нужно было убедиться, ведь все наши «проблемные дети» обычно ходят в шлепанцах, а человек, который действительно хочет покончить с собой, может сделать это с помощью шнурков, если поставит такую цель. Об этом мы все знаем.
Харри и Джон Коффи дошли до ступеней. Мурс отвернулся и снова поднял пистолет. Позже он сказал, что действительно, в самом деле хотел застрелить Коффи; он предположил, что всех нас захватили и что человек, являющийся мозговым центром происходящего, находится у грузовика, прячась в тени. Он не понял, почему мы приехали к его дому, но самой вероятной причиной казалась месть.
Однако по нашим лицам он понял, что мы явились вовсе не только поговорить, поэтому вскочил и бросился — почти бегом — к открытой двери в помещение склада. Он подумал, что мы пришли рассчитаться с ним и надавать оплеух.
Я едва удержался, чтобы не ударить его, да посильнее. Вода капала с кирпичей тоннеля, наши тени, большие и бесформенные, плясали на стенах, словно тени в рассказе Эдгара По о громадной обезьяне с улицы Морг. Гром продолжал грохотать, но здесь он звучал приглушенно.
— Куда я еще мог его поставить? — спросил я. — Господи, да он понятия не имеет, для чего вообще на блоке! А включить его в команду, осуществляющую казнь… — Я не закончил. Я не мог закончить. Цепь возможных проколов казалась мне бесконечной.
— Извинения принимаются. А теперь повесь накидку на место. Нечего тебе гулять под дождем. Особенно в лесу. А вдруг ты поскользнешься, упадешь и сломаешь себе бедро? Кто тогда потащит твои старые кости наверх?