Я поднялся на ноги, уже не чувствуя боли в суставах и мышцах, и рванулся к Долану.
Мы немного поговорили о работе, и на этом визит закончился. Позже всю дорогу домой, когда моя жена почти все время сидела рядом молча, задумчивая и с мокрыми глазами, в голове у меня прыгали слова Коффи (почти как Мистер Джинглз в камере у Делакруа): «Я ведь помог, правда?».
— Спрашивал обо мне? — Я надеялся, что мой голос звучит не так тревожно, как я ощущал. — Что спрашивал?
— Хорошо. — Но она думала совсем не о супе и не о превращениях Савла по дороге в Дамаск. Она смотрела на горы за окном, опершись подбородком на руки, а глаза ее подернулись дымкой, как горы летним утром перед знойным днем. Таким летним утром, как тогда, когда нашли девочек Деттерик, подумал я безо всякой причины. Интересно, почему они не кричали? Убийца ударил их, кровь была и на веранде, и на ступеньках. Так почему же они не кричали?
— Поэтому у Джона и был такой удивленный вид, и такой… потрясенный. Помните, как он вытаращил глаза?
— У меня четыре цента. Я отдам их за коробку, если она хорошая, с'иль э бон.