— Ходящие по стране боги — знак перемен. Я-то надеялся на кого-нибудь попроще. Ну могла ведь она оказаться кем-нибудь из младшеньких, могла! Дочерью или сестрой того же Артура, например… Так нет! Кейр, ты все еще рад такому знакомству? Тулла, что с тобой?
К злости на свою трусость и нераспорядительность прибавлялась злость на нынешнее тело, которое украдкой роняет слезы, что, щекоча, бегут по щекам, вдоль носа, смачивающие соленым сжатые в белую щель губы. Его-то Клирик в основном и наказывал — нудной и совсем для него непростой работой: пришивал заплаты на пробоины в щитах, прикрывающих колесницу. Толстая кожа совсем не хотела протыкаться туповатым шилом местного производства, приходилось налегать всем весом, да и усталость накопилась — тонкие сухожилия не хотели лезть в упруго затягивающиеся дырки, но шить мертвую вещь было куда легче и приятнее, чем кровоточащую, подрагивающую он боли, сочащуюся кровью и уксусом — вина в округе не водилось, а обеззараживать надо. Каленое железо отчего-то вызывало стойкие ассоциации с болевым шоком и некрозом тканей… За неторопливым ритмом трудных движений незаметно накатило забытье.
Но не слушать. Дэффид и Немайн переглянулись. Немайн пожала плечами. Дэффид кивнул. Сикамб засуетился.
— В одиночку отправиться можно? Прямо сейчас?
Анна училась колесничному бою. Знала — пригодится. На празднике покрасоваться. Голову сорвать на дуэли сопернице. Оказалось, не только. Колесница неторопливо — и на том спасибо — катилась по римской дороге. Рыжие лошадки — две коренные в хомутах, две пристяжные в ременных постромках — искренне недоумевали, с чего это представление происходит не на ипподроме? Никогда же так не бывало!
В дверь поскребли еще раз и подвыли чуть-чуть. Высоким голосом, знакомым.