Очень пригодилось ночное зрение. Дорога отлилась в памяти при свете дня — ночью казалась краше, но узнавалась легко. Чуть-чуть мешали отблески факелов из-за спины — но во всей немаленькой процессии, шагавшей вслед за Немайн, эльфийских глаз не водилось. Не разбивать же ноги добрым людям в кромешной мгле о камни и корни! То, что в ночной атаке главное — скрытность, проблема сиды.
Особенно интересно было, во что превратились аптечки. И чем отличаются в зависимости от силы. Упаковки выглядели почти как в игре. А вот что внутри…
— Ваша Немайн, наша Неметона. Сама, сама. Сразу не узнал. Ты пойми — она человеком быть пытается. Тихая, вежливая. А норов-то внутри. Как бард запел на нее хулу, проступил. Краешком. Это она еще петь не стала… Так пугнула. Вот и стали с ней носиться, как с огнем. Знаешь, как на ладьях: кругом все смоленое, искра из фонаря наружу — и выбирай: гореть или тонуть. Ну она заметила, конечно, и обиделась.
— Отец, нельзя брать так дешево. Да по глазам видно, что согласится. Но — нельзя! Иначе на следующий год не приедет. Надо оставить ему небольшую прибыль. И показать, что в следующем году будет не меньше. И вообще грех…
Зато болтала за четверых. Вызнавала о белой и красной глине, спрашивала, где в древности жили разные племена. Когда поинтересовалась, нет ли в округе камней с вот такими маслянистыми прожилками — Анна припомнила, где последний раз видела масло эллилов, и рассказала. Сида перевела на ведьму глаза и уши — и та опорожнила в почти выпитое пиво сиды пузырек со средством от фэйри.
— Я, двое моих людей. И священник. Не то чтоб он был нужен на переговорах, но он пожилой человек и плохо переносит жизнь на воде.