Но ласки матери и сына, звуки их голосов и то, что они говорили, – все это заставило его изменить намерение. Он покачал головой и, вздохнув, затворил дверь. «Подожду еще десять минут», – сказал он себе, откашливаясь и утирая слезы.
– А вот слушайте. Нынче я ездил мирить их.
– Да после его несчастия что ж ему было делать?
– Очень можно, куда угодно-с, – с презрительным достоинством сказал Рябинин, как бы желая дать почувствовать, что для других могут быть затруднения, как и с кем обойтись, но для него никогда и ни в чем не может быть затруднений.
– Я не танцую, когда можно не танцевать, – сказала она.
Вронский улыбнулся с таким видом, что он не отрекается от этого, но тотчас же переменил разговор.