– Еще бы! – сказал Вронский, весело улыбаясь и пожимая маленькую ручку баронессы. – Как же! старый друг.
– Я решился на последнюю меру. Мне больше нечего делать.
– А вот вы спорили, Марья Власьевна, что карналины в отлет носят. Глянь-ка у той в пюсовом, посланница, говорят, с каким подбором… Так, и опять этак.
Заехав со свояченицей домой и застав Кити веселою и благополучною, Левин поехал в клуб.
Алексей Александрович остановился и ничего не отвечал, но лицо его поразило Степана Аркадьича бывшим на нем выражением покорной жертвы.
Но Кити не слушала ее слов. Ее нетерпение шло так же возрастая, как и нетерпение ребенка.