– Мой сын! Мой сын! – рычал военный министр в лицо начальнику жандармерии, – Ты до сих пор думаешь, что это я нанял убийцу твоей дочери! До сих пор! Зачем было убивать Этьена?
– Нет, – усмехнулся господин Шарль, – господин Речник пока не показал себя человеком, который может так нагло обмануть, но мне вовсе не хочется быть первым, кого он обманет. Я сам решу, когда мне поговорить с ним. Навряд ли в его партии все отнесутся с пониманием к человеку, организовавшему оборону дворца. Если уж генерал превратился в кровавую собаку…
Димка мчался вслед за Жозефом, расталкивающим людей, но тут они добрались до места, где люди стояли плотно.
– Я это понял еще на допросе, – не стал спорить господин Шарль, – Хорошо, скажем, ваш предводитель решил не пренебрегать возможной опасностью разоблачения с помощью моего предвидения. Обидно. Я-то думал, что причина – в моем глубоком уме. Значит, ваша партия решила меня убить?
– Если я не знаю подробностей работы каждого товарища, это не значит, что мне неизвестны такие вещи.
Вообще, одежда не походила на крестьянскую: ботинки на толстой подошве, как и рубашка на шнуровке, длинные черные штаны. Сброшенные и лежащие у костра камзолы тоже были черными. Такое чувство, как будто в городах все носили траур. Шляпы же и вовсе вызвали у Димки долгое икание в попытках сдержать смех. Конусные, высокие, с узкими полями, шляпы были точной копией конусов, которые в американских фильмах выставляют на дорогу, чтобы перегородить проезд. Разве что черные, а не оранжевые.