Энсон Хэррис с помощью Димиреста уже разработал все детали посадки самолёта, учитывая, что заело стабилизатор.
Гнев, владевший Мелом, был сейчас не так очевиден, как несколько минут назад. Когда Томлинсон, репортёр «Трибюн», рассказал ему, что лежало в основе интервью Фримантла для телевидения и о его последующих выступлениях, Мела это взбесило. И Томлинсон, и представитель телевидения попросили Мела прокомментировать эти высказывания, и он заверил их, что сделает это непременно.
— Послушай меня, Гвен. — Он накрыл её руки своими. Пальцы у Вернона Димиреста были сильные, тонкие, привыкшие управлять и подчинять себе, но умевшие и ласкать. И сейчас они ласково гладили её руки. Обычно грубый и резкий с мужчинами, Вернон Димирест был неизменно нежен с женщинами, которые ему нравились. — Нам надо серьёзно поговорить и всё обдумать. — Теперь, придя в себя от неожиданности, он привёл свои мысли в порядок. Ему стало ясно, что делать дальше.
— Вы что, не слышите? Садитесь на своё место и сидите тихо!
Как раз сегодня в международном аэропорту имени Линкольна — хотя никто ещё этого не знал — с багажом рейса два уже не всё обстояло благополучно. Два чемодана, которые должны были лететь в Рим, в этот самый момент грузили на борт самолёта, улетавшего в Милуоки.
Однако некоторое время спустя инстинкт самосохранения, заложенный в каждом человеке, сколь бы ни был он беспомощен и забит, заставил её очнуться и осознать, хотя и смутно, что нужно действовать, двигаться, делать что-то, так как жизнь не стоит на месте и — какие бы удары она ни наносила и как бы ни была беспросветна и пуста — неумолимо движется вперёд.