— «Транс-Америка», рейс два, говорит Торонтский центр. Как у вас дела?
Лейтенант Нил выполнил первую петлю и бочку. Он снова взмыл вверх на высоту пятнадцати тысяч футов, всё ещё находясь над округом Фредерик, хотя чуть южнее. Он выровнял свой Т-33, резко опустил его носом вниз, вошёл в пике и начал вторую петлю.
Капитан Вернон Димирест отворил дверцу шкафа, отступил на шаг и протяжно свистнул.
Жуя незажженную сигару, — редкий случай, когда Патрони сделал уступку соображениям предосторожности, поскольку в воздухе сильно пахло авиационным бензином, — главный механик «ТВА» подошёл к самолёту. За ним следовал Ингрем, а вскоре к ним присоединились и несколько рабочих, которые до сих пор сидели в автобусе, скрываясь от непогоды. Патрони стоял, разглядывая самолёт; тем временем один из рабочих включил переносные прожекторы, установленные полукругом перед носом самолёта. При свете сразу обнаружилось, что мощные шасси лайнера глубоко ушли в видневшуюся под снегом чёрную грязь. Самолёт застрял на участке, обычно покрытом травой, в нескольких ярдах от полосы три-ноль, близ пересечения с рулёжной дорожкой — той самой, мимо которой проскочил самолёт «Аэрео-Мехикан» из-за темноты и бурана. Просто не повезло, подумал Патрони, что земля здесь такая сырая и даже трёхдневный снегопад и холод не сковали её. Поэтому обе попытки оторвать самолёт от земли собственными силами привели лишь к тому, что он ещё глубже увяз. Сейчас гондолы всех четырёх двигателей под крыльями почти лежали на земле.
По пути на работу в то утро — а он ехал в Вашингтонский центр наблюдения за воздухом в Лисберге — Кейз видел дикие розы в цвету. Ему даже вспомнилась строка из Китса, которого он учил в школе: «И пышное цветенье лета…» Она как-то очень перекликалась с этим днём.
— Ну, значит, я старомодная, потому что я предпочитаю иметь дело с людьми. Грузовые перевозки как-то…