Помимо фраз, нужных по служебной необходимости, с Куртом он по-прежнему никак не общался; добродушно-издевательское «академист» исчезло из его словаря, сменившись либо попросту «Гессе», либо, что случалось все чаще, глумливым «unser Hexenhammer». Курт морщился, однако в пререкания не вступал, понимая их совершенную бесполезность, Керн же выкручивался из ситуации, как мог, проводя рабочие беседы с каждым из них по отдельности, лишь в самых крайних случаях собирая подчиненных вместе.
— Да ну… — неуверенно пробормотал подопечный. — Взрослые же люди… а это какие-то ребяческие выходки — вроде подброшенной в постель лягушки…
— Господи… — выдохнул майстер обер-инквизитор подавленно, вновь распрямляясь и устремляя на подчиненного усталый взор. — Изложено верно, Гессе, и я, к своему позору, ничего более тебе присоветовать не смогу. Работай. Только хотелось бы, чтобы ты все сказанное…
— Когда придет мне время оставить мое пастырское служение — разумеется, я последую за своими духовными чадами, приобщась к жизни во Христе, и я взойду к возрождающему пламени добровольно, с радостью и возвышенным сердцем.
— Услышал, что хотел, или мне развивать тему дальше? Ей это вскоре надоест.