— Все дело в том… — вздохнул Курт, тщательно подбирая слова, — дело в том, Штефан, что — могут. Такие — могут. Понимаешь, это как боязнь темных углов или подвалов, такие страхи одинаковы у всех людей.
— Недавно тут, — кивнув через плечо на девицу, уже без враждебности истолковал Кранц ее неведение относительно недавних событий, что объяснило также и ее сравнительную опрятность в облике по сопоставлению с прочими.
— Вот… — неловко проговорил он, отступив; Марта протянула руку, коснувшись кольца, и отвернулась, глядя в стену напротив.
— Самое время для работы, — ответив на нестройные и безрадостные приветствия, заметил Курт, бросив на свободный стол перчатки и приблизясь к стойке. — У собора толпа; бери — не хочу.
Бернхарда он увидел на пороге церкви — чародей стоял неподвижно, и лицо его, ошеломленное, удивленное, как и лица сгинувших в небытии обитателей мертвой деревни, было хорошо различимо отсюда; глаза, уже не зияющие черными провалами, растерянно смотрели на двух людей у колодца, и серые призрачные щупальца, свивавшиеся за его спиною прежде, исчезли без следа. Когда Курт поднял с земли арбалет, тот вздрогнул, отшатнувшись, и бегом бросился вглубь церкви.
Окрест царила тишина — как и прежде, не нарушаемая ничем, кроме их собственного дыхания и стука крови в висках.